RuEn

Полина Кутепова

Актриса, в чьей игре не встретить ни громкости, ни грубости, рисующая образы тончайшими штрихами; человек, сознательно сторонящийся и звездности, и медийности; в общем, Полина Кутепова – настоящий человек театра. В Мастерской Петра Фоменко она исполнила множество блестящих ролей: от «Трёх сестре» до последней премьеры – «Мамаши Кураж». По нашей просьбе Полина вновь сыграла самые любимые перед объективом, начиная с Молли Блум из «Улисса» и заканчивая самой собой.

Жертвы и орхидеи
Театр требует жертв, и ничего тут не поделаешь. Я, например, понятия не имею, что творится за окном, настолько мой мир ограничен работой. Конечно, эта узость жизни компенсируется вымышленными мирами спектаклей, но, если честно, мне бы очень хотелось выйти на улицу, оглянуться вокруг себя, вдохнуть и попробовать все то, что происходит с людьми в обычной жизни. Но чтобы все бросить и начать жить заново, нужно быть бесстрашным человеком, а это уж точно не про меня. Видимо, это и есть моя жертва театру. Правда, ответа на вопрос «что, если не театр?» я пока не нашла, хотя задаюсь им постоянно. Разве что я очень люблю цветы – дома выращиваю орхидеи. Это ведь миф, что они слишком требовательные к себе. На самом деле орхидеи – как кактусы: неприхотливы и самодостаточны. Самое главное, не двигать их с места и поливать. Но как же они цветут!..

Мастерство и легковесность
Талант – это все равно что туман или папиросный дым: стоит его нащупать, как он тут же рассеивается. Иногда я пытаюсь разглядеть его в себе, но он всегда неуловим. А вот мастерство для меня куда более ощутимо. Когда ты безупречно владеешь каким-то навыком, это ни с чем несравнимое ощущение. В институте насучили, что все мы ремесленники: кто-то потом вырастает большим мастером, кто-то меньшим, главное, выполнять свое ремесло добросовестно. Родители тоже приучали нас с сестрой к добросовестности, но быть самой лучшей, самой первой от нас никто не требовал. Я до сих пор считаю, что амбиции быть «самой» – это какая-то ерунда. Сделать что-то, чего ты до этого момента сделать не мог, – вот это неплохая амбиция. Кстати, папа отговаривал нас быть актрисами, считал это занятие чем-то очень легковесным. Теперь-то я с ним полностью согласна. Эта профессия легковесна не в смысле недостатка душевных и физических усилий, вкладываемых в нее, а в смысле своей неуправляемости.

Комплексы и свобода
Скажи мне, сколько у человека комплексов, и я скажу, буду я с ним дружить или нет. Кроме шуток, я против того, чтобы люди боролись с комплексами. Я обожаю стеснительных людей, они мне намного симпатичнее раскрепощенных, в доску своих. Человек – это совокупность его рефлексий, и чем он замороченнее, тем интереснее. Для меня неуверенность в себе – это признак какого-то очень сложносочиненного внутреннего мира, не дающего человеку быть на ты с миром внешним. Самые закомплексованные люди из всех, кого я знаю, – это актеры. Мы достигаем некоторой внутренней свободы только в игре, когда стоим на сцене и точно знаем, что делать. В жизни же нащупать эту уверенность практически невозможно.

Джульетта и возраст
Единственный недостаток моего возраста в том, что я не очень-то на него себя ощущаю. Иногда хочется повести себя так, как вроде бы дамам моих лет вести себя не пристало: приходится одергивать себя. Могу, например, через забор перелезть. Заношу ногу и думаю: «Полина, остановись! Ну какой забор? Соответствуй!». С другой стороны, я терпеть не могу, когда человек к себе слишком серьезно относится. Поэтому беру и все-таки перелезаю. Конечно, встретив юношу моложе себя, любая женщина в 40 лет начнет комплексовать. Не могу сказать, что это какое-то новое чувство: и в 20, и в 30 всегда находишь, к чему придраться. Что касается ролей, то да, Джульетту мне уже не сыграть. Ну и что? Это данность, чего переживать-то?

Страх и будущее
Страх появляется тогда, когда есть что терять. А мне есть что терять. И с возрастом я стала бояться еще больше. Я мечтаю о том дне, когда наконец перестану бояться: завтрашнего дня, людей, не того отношения к себе… Мне кажется, это освобождение придет ко мне в старости, поэтому единственное, что меня в ней пугает – это неизвестность. Я боюсь не морщин и цифры в строчке «возраст», а того, что не понимаю, как там все будет. Очевидно, что будет по-другому, но как? Когда тебе, скажем, 20, будущее не так страшит, потому что ты точно понимаешь сценарий своих обязанностей на ближайшие полвека. Старость же предполагает освобождение от всех долгов и выход на финишную прямую. То, как до этого финиша доползти, отныне решать только тебе. И это освобождение и встреча с самим собой и пугают, и привлекают одновременно.

Ошибки и зависть
Как только я начинаю понимать, как надо жить, назавтра это знание разносится в пух и прах, а сделанное начинает казаться ошибкой. Но если бы можно было вернуться в прошлое и что-нибудь исправить, я бы не вернулась никуда. Ошибки – это лучшее, что может случиться, потому что только через дискомфорт можно что-то понять о жизни. Через комфорт – никогда. Человек же как скульптура – от ударов обретает форму. В этом смысле я завидую молодости с ее ошибками, которые по глупости еще можно себе позволить, а собственные желания пока что важнее долга. Второе, чему я очень завидую, – это когда человек чем-то увлечен так, что прямо вот горит изнутри. Но эта зависть продуктивна – не дает расслабиться.

Дружба и близость
Близкие отношения с кем попало мне некомфортны: имея сестру-близнеца, научиться общаться с внешним миром непросто. У меня мало друзей, может быть, потому что встретить созвучного себе человека – это вообще целое дело. К тому же, во время спектакля вступаешь в «близкие отношения» с полусотней зрителей, сидящих в зале. С другой стороны, хочется нравиться. Актеры ведь как цветы – распускаются от внимания, а желание нравиться подсознательно заложено в каждом из нас. Это не мешает мне любоваться другими. Я могу обернуться вслед женщине, если это брюнетка с карими глазами и дерзкими бровями, получившимися, очевидно, в результате какого-то премудрого смешения кровей. И уж точно буду очарована, если эта эльгрековская дама с тонкой шеей и узкими запястьями курит, пьет, ругается как сапожник и заливисто смеется безо всякой причины. Но самое привлекательное в женщине – это душевная щедрость, моментально возносящая ее над остальными. Вот, может, как раз таки в старости и заведу себе такую.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности