RuEn

Пять троп «фоменок»

Тема времени, кажется, стала главной для “Мастерской П. Фоменко” после ухода Петра Наумовича. Театр будто оказался на перепутье: с одной стороны, важно не потерять, не растратить то, что было с такой любовью и терпением взращено учителем. С другой, нужно двигаться вперед, и это тоже “по Фоме”, ведь рутина, предсказуемость, однообразие, штампы – то, чего Петр Наумович, мастер сценических парадоксов и контрапунктов, не выносил. Мозаика завершающегося сезона, второго, прожитого без Фоменко, и юбилейного, двадцатого для театра, сложна и причудлива: пять премьер разных форм и жанров. Но основным мотивом оказывается переплетение двух линий. Первая связана с памятью, тянется из прошлого, поддерживает связь с ним. Вторая устремлена в будущее, в пространство неизведанного. Вот об этом переплетении и стоит говорить.
В завершившемся сезоне две большие роли в разных спектаклях сыграли сестры Кутеповы. Двадцать лет назад они обескураживали неотличимостью. Потом актрисы менялись – каждая по-своему. И в “Трех сестрах” Фоменко со всей наглядностью проявилось то, насколько разными они стали. Судя по последним премьерам, Полина и Ксения продолжают движение каждая по своей траектории, их актерская несхожесть становится все более интересной.
Полина сыграла Сашу в “Фантазиях Фарятьева” по пьесе Аллы Соколовой. Советский ретро сюжет о хороших людях, ненароком ранящих друг друга и разбивающих друг другу сердца, об их мечтах и надеждах педагог по сценречи ГИТИСа, режиссер и давний друг театра Вера Камышникова поставила в “Мастерской” как историю внебытовую, на все времена.
В этом спектакле “фоменки” не пошли по привычному пути, хотя, казалось бы, сама пьеса с присущей ей простотой и сентиментальностью это предполагала. На сцене нет фирменного фоменковского уюта, знакомого зрителям. Обои в цветочек в квартире Саши, Любы и их мамы обрели на сцене кислотно-психоделическую цветовую насыщенность, а за огромным зеркалом зажил своей страшноватой жизнью отдельный мир с отражениями-двойниками героев (художник – Мария Трегубова). Проекции и видеоролики, пространственные игры, буквально уходящий из-под ног пол и раздвигающиеся стены, откровенная условность сценических метафор – все ново для “Мастерской”. Ново – и уже поэтому, видимо, нужно и имеет смысл – как очередной опыт. Удачен ли он? Вероятно, не во всем: пьеса Соколовой с трудом открывается (если вообще открывается) такими театральными ключами. И все-таки следует оценить неочевидность, а потому смелость хода: игру “фоменок” в определенном смысле на чужом поле.
Полина Кутепова в этой истории преподносит разные грани женственности, переходит из одного регистра в другой. Она – то почти водевильная запоздалая невеста на выданье с соответствующими охами-ахами и позами, то – почти девчонка-сорванец, устраивающая драку-возню с младшей сестрой. И в любых сценических метаморфозах где-то на втором плане, в подтексте ее героинь – хрупкость и уязвимость. Пожалуй, Полину Кутепову во всех ее ролях, будь то Купавина или Молли Блум, можно узнать по этому подтексту, всегда немного печальному, тревожному и саднящему.
Партнером Полины Кутеповой, как и в знаменитых “Трех сестрах”, стал Рустэм Юскаев. Его Фарятьев принадлежит скорее не позднесоветской эпохе, а современности: не мечтательность и прекраснодушие, а одиночество – ощутимо в нем в первую очередь. Галина Кашковская, играющая мать Саши и Любы, – пожалуй, одна из самых странных (в самом хорошем театральном смысле) актрис “Мастерской”. И в “Фантазиях Фарятьева” она виртуозно балансирует между абсурдным и типичным, узнаваемым. Отдельным событием спектакля стала работа Веры Строковой, сыгравшей Любу. В обществе старших, фантазеров, мечтателей и влюбленных всех мастей, ее Люба, девочка-подросток с сутуловатыми плечами и вызывающей усмешкой, выглядит реалисткой и бунтаркой. Но по мере развития действия она воспринимается все менее острой, все более нежной и трогательной. Именно моментами такой подкупающей беззащитности на сцене прославились актрисы старшего поколения “Мастерской” – в премьерном “Фарятьеве” становится очевидно: традиция продолжается.
Ксения Кутепова после “Самого важного”, вышедшего в 2006 году, не выпускала драматических премьер в родном театре. И вот – новая роль, да еще в свежей, в этом году представленной на “Любимовке” пьесе Ивана Вырыпаева “Летние осы кусают нас даже в ноябре”. Тексты Вырыпаева при всей их кажущейся внешней простоте основаны на играх со временем и пространством, мистификациях, умноженных сущностях. Вот и в “Летних осах”, согласно ремаркам, героев зовут одними именами, а обращаются они друг к другу совсем иначе. Потому ли, что все они феерические лгуны и никому из них не стоит верить? Потому ли, что перед зрителями игра в игру, актеры, играющие актеров, играющих персонажей? Ответа нет.
На сцене трое: супружеская пара и друг семьи. У каждого, как это водится у Вырыпаева, свои счеты с Богом и свое одиночество в сердце. Есть подозрение, что Елена, она же Сарра (Ксения Кутепова), изменила мужу, есть подозрение, что их друг Йозеф, он же Дональд (Алексей Колубков), сошел с ума. История, придуманная Вырыпаевым, оказывается очень хитрой с театральной точки зрения. Ситуация, в которой есть жена, муж, друг и измена, походит поначалу на классический водевиль. Таинственный любовник, интрига, неожиданные повороты сюжета – чем не развлекательное острое зрелище? В “Мастерской” зрители от души смеются.
В камерном зале в Старом здании театра художник Мария Митрофанова создала условную конструкцию, своего рода ринг для актеров, неприкрытое пространство для крупных планов и игры глаза в глаза со зрителем. Ярко-желтый пол, красные стулья – чистые цвета, четкий ритм, музыкальные паузы и перестановки между эпизодами, когда каждая новая сцена начинается с живой картины из замерших в нелепых позах героев. Вдобавок мир этого спектакля предполагает открытые обращения в зал и беседы с воображаемым Маркусом и другими персонажами, тут же, на месте, выбираемыми из публики.
Сердцем и нервом этого мира становится героиня Ксении Кутеповой. Она наиболее точно передает интонацию, с которой “фоменки” и молодой режиссер, ученица Сергея Женовача, Сигрид Стрем Рейбо рассказывают со сцены историю Вырыпаева. (И водевили, и фарсы здесь вспоминаются неслучайно.) Партитура выстроена предельно четко: кажется, что Ксения вытанцовывает и выпевает свою роль – при этом немного на форте. Елена-Сарра удивляется, вскидывая брови, округляя глаза за очками, ахая, встряхивая коротко стриженой головой; расстраивается, по-детски всхлипывая и поворачиваясь спиной к “обидчику”.
Финальный же монолог героини с рассуждениями о том, как сложно, почти невозможно сегодня женщине найти себе мужчину-господина, при тех комических нотках, которые в нем ощутимы, заставляет вспомнить о Маше из “Семейного счастия”. И эта Маша нашего времени не менее пронзительна, чем вспоминающая свою юность повзрослевшая “девушка-фиалка” из спектакля Фоменко.
Сезон в “Мастерской” был ознаменован также значимой работой Полины Агуреевой. “Гиганты горы” по пьесе Луиджи Пиранделло в постановке Евгения Каменьковича – масштабное событие с нескольких точек зрения: первое воплощение “Гигантов” на московской сцене (текст специально для “фоменок” перевела Елена Касаткина) и единственная премьера сезона, выпущенная на большой сцене. Это, в полном согласии с названием, по-настоящему большая форма: персонажи здесь взмывают на тросах под колосники, взбираются и скатываются с хитроумно придуманных горок, исчезают в огромном люке – и появляются в нем как тени-силуэты (художник – Мария Митрофанова).
А еще прямо на глазах изумленной публики обитатели виллы “Отчаяние”, то ли люди, то ли призраки, во главе с магом Котроне устраивают почти настоящую грозу с громом, молнией и шумом ветра…
“Гиганты горы” – неоконченная, последняя пьеса Пиранделло. Тема границы между искусством и жизнью для творчества Пиранделло сквозная. Но в случае с “Гигантами” речь уже не о жизни и искусстве, а скорее о смерти и искусстве, о полной гибели всерьез. Этот крайний, трагический поворот темы оказался близким Полине Агуреевой, выступившей здесь не только в роли актрисы, но и в качестве со-режиссера.
Создавая образ Илсе, настоящей актрисы без страха и упрека, Полина Агуреева высказывается о сути и смысле дела своей жизни. Ей удается соединить трагическую глубину, которая ощущалась в “Бесприданнице” Петра Фоменко, со строгостью и аскетичностью, присущими работам с режиссером Виктором Рыжаковым в “Практике” и в “Мастерской”. Илсе Агуреевой, мечущаяся по сцене фурия со всклокоченными рыжими волосами, порой производит впечатление помешанной. Однако ее безумие, не теряя накала, в мизансценах, интонациях и пластике вдруг обретает точный рисунок. Не случайно в связи с Илсе возникает множество ассоциаций из живописи, в частности, вспоминается и один из любимых художников Полины Агуреевой Марк Шагал и его “Влюбленные”.
Текст Пиранделло чрезвычайно непрост: в нем множество сюжетных линий. Сложен и сценический текст Каменьковича и Агуреевой: утяжелен эффектами, неровен по ритму. Оттого порой думается, что спектаклю не хватает целостности. В сложной мозаике постановки хочется выделить две сцены. Одна из них – диалог то ли людей, то ли марионеток (актеры Ирина Горбачева и Дмитрий Захаров), происходящий не то во сне, не то наяву. Острый пластический рисунок, абсурдная беседа, где рефреном звучит фраза о случайно проглоченной булавке, жутковатые маски, сливающиеся с лицами (маски работы Ирины Бачуриной), – и странная, выморочная атмосфера виллы “Отчаяние” обретает пугающую убедительность. Вторая сцена – тоже на двоих, разговор Илсе с мужем (Юрий Буторин), живая борьба живых людей, которым, похоже, нельзя ни вместе, ни врозь.
“Гиганты горы” – еще одна проба “фоменок” в области условного театра. За “Мастерской” давно закрепилась репутация театра “русской психологической школы”. Однако горизонты Фоменко были, конечно, значительно шире: его отличал безусловный вкус к сценической условности, причем к разным ее проявлениям и градациям. И это не могло не отозваться в его учениках.
Еще в этом сезоне (в самом его начале) случились “Последние свидания” по рассказам И. А. Бунина – их по-кинематографически смонтировал молодой актер и режиссер Юрий Титов. И “Руслан и Людмила” – бурнокипящая сценическая сказка для детей и взрослых, поставленная Михаилом Крыловым, в которой смысл игры – в самой игре. Пять спектаклей – пять новых граней облика “Мастерской”. Или – пять троп, расходящихся из общего центра.
И одна невозвратная потеря. Нельзя не сказать о том, что совсем недавно “Мастерская П. Фоменко” потеряла Владимира Максимова, художника высочайшей театральной культуры, верного соратника Петра Фоменко. По словам нынешнего художественного руководителя Евгения Каменьковича, театр надеется в следующем сезоне выпустить спектакль “Олимпия” по эскизам Максимова. Связь времен не должна прерваться.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности