RuEn

Господа, вы звери

«Бесприданница» в «Мастерской Фоменко»

«Мастерская Петра Фоменко» с января живет на два дома: камерные спектакли идут в старом здании, требующие простора — по соседству, в только что построенном на берегу Москвы-реки и похожем на затейливый оползень. В новом здании есть большой зал и есть амфитеатр в фойе, из окон которого открывается вид на мерцающие в темноте башни Сити — архитектурную метафору новой, капитализирующейся Москвы. «Бесприданница», первой вышедшая на новой сцене, — об эпохе, похожей на нынешнюю: семидесятые пореформенные годы, либеральные реформы, промышленный взлет, электричество на улицах. Все в точности по тексту: купцы и фабриканты переобуваются из смазных сапог в ботинки, их пассии сбрасывают платки и нахлобучивают шляпки, они отличают уже бордо от ярославского пойла, ездят в Париж на промышленную выставку. Они хорошо считают деньги, а как они гуляют! От шампанского и перемен головы идут кругом, и за что держаться — непонятно; почва под ногами зыбка, а новые основания жизни — при всей ее внешней цивилизованности — все более смахивают на законы леса.

Петр Фоменко, впрочем, на своевременности пьесы не настаивает. Об этом зрителю должен говорить уже сам факт, что пьесу вывели на сцену. Ни единого движения к современной форме режиссер не совершает, даже напротив: «Бесприданница» полна режиссерских самоповторов и выглядит архаичной даже на фоне старых спектаклей самого Фоменко. Но рассказчиком он остался замечательным: казалось бы, сидят люди двадцать минут на месте, курят и бу-бу-бу, бу-бу-бу. Ну пробегутся по проходам между зрителями, вскрикнут что-то в коридоре, пропоют что-нибудь из другого, старого спектакля. Все это уже видано-перевидано — а внимание держит. Может быть, именно подробностью истории. 

Выясняется, к примеру, что Лариса не единственная дочка у Хариты Игнатьевны. Было еще две, одна вышла за порядочного человека — тот оказался авантюристом; вторую взял горец и до дома не довез — прирезал в пути. Приторговывавшая дочками Харита Игнатьевна в свете этих подробностей видится этакой мамашей Кураж, оплатившей свой кусок хлеба жизнью детей. Такой ее и играет Наталья Курдюбова — женщиной богатой выделки, но в сущности — фронтовой маркитанткой.

Есть вещь, которой «Бесприданница» отличается от других спектаклей «Мастерской». Особенно от других постановок Островского — и от вахтанговского спектакля «Без вины виноватые», и от «Волков и овец», сыгранных старшими «фоменками». В «Бесприданнице» играет последнее поколение «Мастерской», и в ней нет комедиантства, лукавства, сообщавших тем пьесам оттенок театральности: мол, «волки», «овцы», жестокие страсти — все это лишь театр, преувеличение. В «Бесприданнице» все всерьез, театральна только Лариса Огудалова.

Лариса, какой ее играет Полина Агуреева, — девушка содержательная, но молодая, она, что называется, самоопределяется. То, вообразив себя Сарой Бернар, примется выпевать свою роль на классицистский манер, то притворится пейзанкой, то вдруг заговорит с последней простотой. И только когда поправляет непослушную прядь да когда поет романсы, талантливо вскрикивая на высоких нотах, наружу прорывается натура. Она и притягивает к себе как магнит бряхимовских магнатов.

Хотя не будь Ларисы, они нашли бы другой повод для соревнования, благо у каждого есть свой козырь. У Васи Вожеватова (Андрей Щенников) — его молодость; он против Кнурова с Паратовым — щенок, но быстро учится. У Кнурова (Алексей Колубков) красиво растет борода — и Вася отпустил бородку; увидел Паратова (Илья Любимов) в артистической, расстегнутой до пупа рубахе — бежит переодеваться. Единственный козырь Карандышева — человека с говорящим именем Юлий Капитоныч — то, что на его уговоры сдалась Лариса. Хотя Евгений Цыганов играет его приятным человеком. Такого несложно было бы полюбить, но простое и приятное — не для Ларисы.

В достоинства Ларисы входит еще и то, что она отдает себе отчет в вульгарной романтичности своих предпочтений. Чем покорил ее Паратов? Тем, что стрелял в монетку у нее в руке и не побледнел. Она хорошо знает про себя: коли Паратов снова начнет стрелять по стаканам и монеткам — у нее вскипит кровь. И тот ее хорошо изучил: знает, что если начнет палить — дивная, неглупая Лариса сойдет с ума и поедет с ним за Волгу. Одного он не знает: что произойдет после этого.

Неизвестность эта страшит и его и Ларису, для обоих эта ночь и эта заволжская темень — разрешение их истории. И чем она разрешится — страшно подумать, но ясно одно: то, о чем поет старая цыганка, позаимствовав слова у Мандельштама, — «сегодня ночью, не солгу, по пояс в тающем снегу┘» — следует понимать как утверждение: «сегодня ночью не солгу».

И что тут скажешь: вернувшаяся из ночной прогулки Лариса в исполнении Агуреевой ошарашивает не только Паратова. Она отбрасывает наконец свои маски и оборачивается русалкой, расхристанной и мокрой; она обвивает паратовский стан ногами и водружает ему на чресла розовую свою голую пятку. Илья Любимов смотрит на эту композицию у себя между ног и теряется, как мальчик. Обороняться от этой обнажившейся натуры можно одним способом: последней честностью — что он и делает.

Развязка известна: «Вещь», — говорит о себе Лариса, «Так не доставайся ты никому», — выпаливает Карандышев. И вот что удивительно: в спектакле — где никто не рычит зверем и не выпускает клыков — финал выглядит как развязка животной схватки: четверо волков собрались у трупа, один из них волочит по земле свой безжизненный трофей.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности