RuEn

Петр Фоменко ставит Островского редко, но метко

Фоменки" справили новоселье премьерой «Бесприданницы» Островского

Петр Фоменко ставил Островского, может, и редко, но метко. Одним из первых спектаклей-хитов его «Мастерской» были «Волки и овцы» — бенефис всех «фоменок» первого призыва сразу, торжество искрометного лицедейства и победительная ирония, от которой даже нелицеприятная правда о человеческой натуре начинала сиять, как червонное золото. Потом появились «Без вины виноватые» — легендарный вахтанговский гимн актерскому братству, «птицам небесным».
Несколько сезонов назад на Чеховский фестиваль приезжал «Лес» — результат альянса Фоменко и «Комеди франсез». В одной из ключевых сцен трагик Несчастливцев (по-французски — Анфортунатов) «разводил» купца Восьмибратова на тыщу рублей с помощью… пакетика. Товарищ по несчастью, комик Счастливцев (Фортунатов, соответственно) начинал «суфлировать» коллеге ритм, нерв и драйв чистейшей импровизации, и напыщенный купец, расчувствовавшись, вываливал все содержимое своего кошелька. И не было, кажется, большей радости, чем подчинить эту чертову жизнь с ее железной логикой и волчьими законами иррациональной власти искусства, которое творят последние романтики.
«Бесприданница» выглядит переломным этапом в театре Фоменко (переломной в своем творчестве считал ее и сам Островский). Она не дает повода говорить о психологических кружевах и легком дыхании, блистательном лицедействе, вечной женственности и прочих восторженных эпитетах, которые летят вслед спектаклям «Мастерской» и постепенно превращаются в штампы. Петр Фоменко поставил очень жесткий и горький спектакль о человеческой беспощадности и лживых, суррогатных, извращенных ценностях, будь то мораль, репутация или честное купеческое слово. О мире, где «цена» человека равна его финансовым, но не душевным затратам. Благодаря рязановскому хиту, история прекрасной бесприданницы укоренилась в массовом сознании как гимн любовному безумию, которое важнее всей жизни. Фоменко, точно наждаком, счищает романтическую позолоту с этой пьесы.
Хотя романсы звучат и здесь — как без них? Низкий, бесстыдный, почти утробный голос Полины Агуреевой (Лариса), одной из самых бесстрашных актрис нашей сцены, выдает почти звериную тоску по иной жизни. Ее пение не столько вызывает восторг, сколько сбивает с ног. Лариса — то циничная продавщица собственного шарма: деловито пересчитывает дань, которую оборотистая мать (Наталья Курдюбова) собрала с воздыхателей на подарок. То восторженная дурочка, для которой высшая доблесть мужчины — попасть из револьвера в стакан на голове любимой. То античная богиня, обретающая в пении величие и власть над людьми. То простоволосая, бесстыдная, босоногая русалка после ночи с Паратовым, униженная настолько, что даже не пытается прикрыться под взглядами мужчин, которые позволили ей погибнуть. Но главное — в ней все-таки бог весть как сохранился врожденный камертон душевной чистоты, совершенно не нужный в этом оркестре фальши. И единственный, кто способен настроиться на ее тональность, — богач Кнуров (Алексей Колубков). Полностью зависящий от своей «независимости» и презирающий всех этих юнцов-купцов-дельцов, не способных любить. Здесь главный акцент сделан на тотальном унижении, которым все повязаны, как круговой порукой. Плебей Карандышев (его играет мужественный и сильный Евгений Цыганов, усиливая предчувствие неслучайной трагической развязки) унижает Ларису навязчивым собственничеством, она его — своим торжествующим презрением и даже — своей подчеркнуто фальшивой лаской. Барин Паратов (Илья Любимов) Карандышева — наглой развязностью, от которой спасовали бы многие люди, а тот с удовольствием отыгрывается на Ларисе своей сермяжной правотой.
Художник Владимир Максимов создал условно-реалистический мир с мостиками без перил, с переносными дверями-обманками, силуэтами волжского города на заднике, тенью поющих цыган и лунной дорожкой a-la Куинджи — зыбкого ложного пути по отраженному свету. Сам Петр Наумович дополнил эту светопись собственной звукописью, снабдив один из романсов режущим слух «ударником» столового серебра, которое, презирая этих «господ», швыряет и швыряет лакей Иван (Томас Моцкус). Точно наносит очередную рану, не оставляя надежд на врачевание. 
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности